Воюющий в Украине эстонец с позывным T-Bone рассказал в беседе с Уллой Лянтс, ведущей передачи Sõjastuudio, что уже три года идущая война заставляет изобретать новые инструменты для уничтожения людей, во все больших количествах и все быстрее. По его словам, поля сражений выглядят страшнее, чем во время Первой и Второй мировых войн.
— Вы не используете свое настоящее имя публично по той причине, что это небезопасно в условиях войны?
— Именно так. Помимо войны, у всех нас есть личная жизнь, дети, семья. Чтобы солдат мог сосредоточиться на работе на все сто процентов, должна быть гарантирована безопасность у него дома. Именно поэтому мы стараемся как можно меньше раскрывать свою личность.
— Что говорят в Украине и на украинском фронте о том, что сейчас пытаются сделать мировые державы — мир, перемирие, сценарии будущего?
— Простые украинцы и фронтовики настроены скептически. Мы ждали три года мира, мы ждали три года перемен, мы ждали ротации. Люди устали и мир устал от этой войны. Людям сложно найти помощь и поддержку.
— Как влияют все эти сбивающие с толку новости о том, что сегодня есть оружие и разведданные от американцев, завтра их нет, а потом они снова появляются?
— Все это мы увидим только тогда, когда эта проблема придет к нам. До этого момента все было лишь страшными предположениями.
— Вы сражаетесь в Украине с самого начала войны?
— Официально я начал воевать на украинском фронте 9 апреля 2022 года.
— Эстонцы и другие иностранцы воюют в Украине в других отрядах, в сравнении с украинскими солдатами, иностранцы воюют в иностранном легионе. Чем отличается иностранный легион, есть ли там у солдат особые права, можно ли уйти с фронта?
— С этой темой ухода недавно так случилось, что вышел новый закон. Согласно нему, военнослужащий, подписавший контракт, должен отслужить полгода, прежде чем сможет расторгнуть контракт. Это касается и легионеров. Раньше же иностранцев на фронте никто не задерживал.
Это изменение в законе не было сделано для того, чтобы кого-то там задерживать, но проблемы возникли из-за огромной траты ресурсов. Человек приезжает, подписывает контракт, получает обмундирование и оружие. В его обучение вкладывается время, его вовлекают его в работу с группой. А на следующий день этот мальчик просто уходит. Это огромная трата ресурса, который можно было бы использовать с двойной пользой в другом месте. Именно поэтому закон был изменен.
В целом у легионера имеются в основном те же плюсы и минусы, что и у обычного солдата. Чего-то больше мы точно не получаем — ни денег, ни обещаний, ни власти. В некоторых местах мы даже более ограничены, чем обычные солдаты.
— Вы принимали участие в очень важном сражении первой осени войны, когда большая часть Харьковщины была отбита у россиян. В интервью Яанусу Пийрсалу вы сказали, что вам пришлось находиться под обстрелом десять часов подряд.
— Это была самая страшная ситуация в моей жизни. Русские ночью выявили нашу позицию и открыли огонь. Нас пытались как бы выжечь из рощи. С шести часов вечера и где-то до четырех утра там стояло три танка, которые постоянно держали нас под обстрелом. Но тогда нам не разрешали стрелять через российскую границу. Потом утром прибыли еще и вертолеты, и это было ужасно.
— Есть распространенное выражение, что солдат не боится, правда ли это?
— Если солдат не боится, вывод один: этому солдату пора собирать вещи и уходить с фронта. Страх на самом деле является одним из самых сильных и лучших качеств солдата. Вот почему мы говорим, что страх помогает жить, а убивает паника. Страх делает человека осторожным, страх заставляет человека думать, прежде чем действовать. Я могу сказать только исходя из своего опыта, но я чувствовал много страха. Но я также всегда был уверен, что вернусь туда воевать. Ничто этого не изменит.
— Сегодня вы уже не на передовой, потому что были тяжело ранены.
— Это правда, тех функций, которые я раньше выполнял в качестве командира, сейчас я не выполняю. Поддерживаю наших ребят морально, физически и организационно. Я рядом, но после ранения я уже не на передовой.
— Насколько изменилась ситуация за эти три года войны? Насколько полезна помощь западных стран и как она дает о себе знать на фронте?
— Хорошая армия постоянно учится, она очень инновационная, люди каждый день изобретают новое оружие. Я бы даже сказал, что изобретаются новые инструменты, чтобы уничтожать других людей во все больших количествах и все быстрее. Как будто все границы нормальности потеряны. Поля сражений выглядят хуже, чем во время Первой и Второй мировых войн. Солдат устает, и мы просто стараемся держать линию фронта.
Мы не очень понимаем, поступят ли нам пара ракет или контейнеры, или нет. Пока, слава Богу, у нас хорошая позиция. Я буду говорить только об этом месте, об этом фронте, где я действую. Это Харьковская область. Но в разных местах ситуация разная, поэтому некоторые части сразу чувствуют, если остаются без HIMARS или другого оружия.
— Вы сейчас ежедневно находитесь в Харькове, видимо, там все далеко не спокойно, Белгородская область рядом?
— Тут дело такое, что я из окна вижу, как ракета взлетает из Белгорода, а потом жду, когда она приземлится.
— Сколько эстонцев сейчас воюет в Украине?
— Я лично знаю некоторых эстонцев, которые воюют там вместе. Точное число не известно. Видимо, никто этого не знает, в Украине много людей воюют, как я вначале, когда я просто не заявил о себе публично.
О моем присутствии там люди узнали только после смерти Танеля Криггуля. Только тогда я впервые вышел на публику. Но большинство парней там таким образом, что никто из публики о них ничего не знает. Я даже знаю группу эстонских ребят, которые работают в Украине с самого начала войны, но никто не знает, кто они, откуда они и где работают. Они ведут себя очень незаметно.
— Вы сказали в интервью, что с прибалтами воевать очень безопасно, гораздо безопаснее, чем, например, с хорошо обученными британскими или американскими солдатами.
— Я думаю, это потому, что мы испокон веков воюем с русскими и у нас есть собственные мотивы. Складывается впечатление, что парни из стран Балтии воспринимают эту историю как общее дело и в этом плане очень близки друг другу. Они надежны. У меня лучший опыт общения с парнями из стран Балтии, в сравнении с другими солдатами НАТО. Конечно, это не значит, что другие хуже. Но лично я лучше лажу именно с ребятами из стран Балтии.
— Как сейчас настроения на фронте, ждут ли солдаты ротации, каковы возможности замены крайне уставших солдат?
— Теперь это действительно стало проблематичным, потому что эта новая волна, которое действительно должна была бы быть сейчас в окопах… многие из них сбежали. Ну просто сложилась ситуация, когда нам нечего дать этому свежему солдату. Это также вызывает депрессию у долго воюющих солдат, они тоже хотят знать, когда они все это переживут.
Так вот поэтому солдат готов также и отдать какую-то землю быстрее, чем политики, потому что мы уже три года воюем и видим, какую цену приходится платить за этот кусок земли. К сожалению, политики этой цены часто не видят.
— Мы также каждую неделю смотрим на линию фронта здесь, в студии, эта линия более-менее на месте. Идет война позиций, где одно место один день находится в руках россиян, а в следующий момент оно уже в руках украинцев, как на самом деле выглядит это изменение?
— Даже в течение дня позиция может меняться три-четыре раза. В последнее время россиянин использует тактику выжженной земли. Они поняли, что если отправят свои небольшие команды, нам будет чем противостоять, и они больше так сильно не рискуют. Это означает, что они садятся в самолет, а затем сначала сжигают эту землю дотла. Потом двух-трех солдат ставят там с флагом, и это значит, что теперь это Россия. Но проходит два часа, наши ребята влезают туда и ставят свой флаг, и это снова Украина. Так происходит каждый день.
— Если война когда-нибудь закончится, как быстро Украина оправится от всего этого, произойдет ли это в этом веке, при этом поколении?
— Я очень положительно удивлен украинским народом в этом плане. Они очень сильны. Удивительно, как быстро они заново восстанавливают инфраструктуру. Я думаю, они смогут быстро окрепнуть. Я не думаю, что для Украины это может закончиться очень катастрофически. Я считаю, что если сейчас наступит мир, то где-то уже через два-три года появится очень в экономическом смысле развитое общество.
